Вагонетки стояли прямо у входа. Колен с Ализой села в первую и тотчас же покатились по рельсам. Вагонетка промчалась по темному, пропахшему религией коридору с невообразимым грохотом, и музыка тоже гремела во всю мощь. Вагонетка вышибла дверцу, преграждавшую путь, и повернула точно на девяносто градусов. И вот тут-то Колену и Ализе привиделся в зеленоватом свете лик святого, который так ужасно гримасничал, что Ализа в испуге прижалась к Колену. Паутина, лохмотьями свисавшая с потолка, щекотала им лица, и в памяти всплывали обрывки молитв. Вторым видением был образ Пресвятой Девы, а когда перед ними предстал сам Сын Божий с весьма кислой миной и подбитым глазом, Колен вспомнил наконец всю молитву и смог повторить ее Ализе.

Оглушительно задребезжав, вагонетка въехала под своды бокового нефа и остановилась. Колен выпрыгнул и, показав Ализе, где ей сесть, остался ждать Хлою, которая прикатила следом.

Народу в нефе было полным-полно. Пришли все их знакомые, они слушали музыку и наслаждались пышностью церемонии.

Пьяномарь и Священок, оба в парадном облачении, появились первыми, подпрыгивая на радостях, а за ними вышел Надстоятель, ведя под руку Архиписка. Все встали, а Архиписка усадили в большое кресло. Скрип стульев на каменных плитах церковного пола был исполнен божественной гармонии.

Внезапно музыка смолкла. Надстоятель опустился на колени перед алтарем и трижды ударил лбом оземь. Пьяномарь направился к Колену и Хлое, а Священок тем временем расставил певунчиков по обе стороны алтаря. В храме воцарилась мертвая тишина, люди даже дыхание затаили.

Пучки лучей от множества люстр дробились в золоте церковной утвари и разлетались в разные стороны, расчерчивая свод и стены храма широкими желтыми и лиловыми полосами, что делало неф похожим на брюшко гигантской осы, разумеется, если представить себе его изнутри.

Где-то высоко-высоко невнятно звучал хор. Плывущие над головами облака терпко пахли кориандром и горными травами. В церкви было жарко, и все собравшиеся погрузились в атмосферу благодушия и расслабленности.

Колен и Хлоя стояли коленопреклоненные на обитых белым бархатом скамеечках перед алтарем и, взявшись за руки, ждали начала венчания. Тем временем Надстоятель торопливо листал страницы толстого фолианта, потому что забыл все ритуальные слова. Но он то и дело оборачивался, чтобы поглядеть на Хлою, так ему понравилось ее платье. Наконец он захлопнул книгу, выпрямился и махнул рукой регенту. Раздались звуки увертюры.

Надстоятель набрал в грудь воздуха и под аккомпанемент одиннадцати засурдиненных труб затянул первые фразы молитвы. Архиписк мирно дремал в кресле, опершись о посох. Он знал, что его разбудят, когда подойдет его черед.

И увертюра, и песнопения были выдержаны в манере традиционных блюзов. Колен попросил, чтобы во время обручения был исполнен старый, всем известный мотив «Хлои» в аранжировке Дюка Эллингтона.

Перед Коленом на стене висело распятие. Иисус, пригвожденный к большому черному кресту, казалось, был счастлив, что его пригласили сюда, и с интересом наблюдал за происходящим. Колен держал Хлою за руку и со смутной улыбкой глядел на Христа. Он чувствовал себя немного утомленным. Венчание обошлось ему очень дорого — пять тысяч инфлянков, — и он радовался, что церемония удалась на славу.

Алтарь был убран цветами. Колену нравилась музыка, которую теперь исполняли. Он увидел стоявшего перед ним Надстоятеля и узнал молитву. Тогда он медленно прикрыл веки, слегка наклонился вперед и произнес: «Да».

Хлоя тоже сказала: «Да», и тогда Надстоятель энергично пожал ей руку. Оркестр грянул с новой силой, и Архиписк встал, чтобы произнести напутствие новобрачным. А Священок, протиснувшись между двумя рядами гостей, больно ударил Шика пятой по пальцам за то, что он не слушал, а листал книгу.

XXII

Архиписк ушел. Молодые стояли в тризнице, и все подходили к ним, чтобы пожать им руки и обругать на счастье. Кое-кто давал им советы насчет брачной ночи, а уличный торговец, заглянувший сюда на огонек, предложил им набор порнографических открыток для пополнения образования. Колен и Хлоя вдруг очень устали. Музыка в церкви все еще играла, гости танцевали, ели божественное мороженое, запивая святой газированной водой с сиропом, к ней подавали маленькие бутербродики с треской, которые все трескали с большим аппетитом. Надстоятель переоделся в будничную сутану с дыркой на заду, но он как раз собирался купить себе новую, так как рассчитывал прикарманить изрядный куш из тех пяти тысяч инфлянков, которые заплатили за свадьбу. Кроме того, он, как водится, обсчитал оркестр и наотрез отказался заплатить дирижеру, поскольку тот расшибся еще до увертюры. Пьяномарь и Священок помогали певунчикам разоблачиться, чтобы поскорее убрать их костюмы, притом Священок занимался исключительно девочками. Священочки, которых пригласили на халтуру, уже смылись. Грузовик с краскомазами уже стоял перед церковью. Они собирались отскоблить желтую и фиолетовую краски, чтобы снова разложить их по маленьким баночкам.

Рядом с Коленом и Хлоей стояли Ализа с Шиком и Исида с Николя и тоже принимали поздравления. Особенно тут усердствовали братья Демарэ. Когда Пегас замечал, что его братец слишком уж плотно прижимается к Исиде, он изо всех сил щипал его за бедро и обзывал извращенцем.

Теперь в тризнице оставалось всего лишь человек двенадцать самых близких друзей Колена и Хлои, которых пригласили на дневной прием. Наконец, все двинулись к выходу, окинув прощальным взглядом цветы, украшавшие алтарь. Когда они вышли на паперть, холодный ветер обжег им лица. Хлоя закашлялась и быстро сбежала по ступенькам к теплой машине. Там она забилась в уголок в ожидании Колена.

Остальные наблюдали с паперти, как увозят музыкантов в тюремной машине, поскольку все они сидели за долги. Музыкантов набилось в кузов как сельдей в бочке, и они в отместку подняли ужасный шум — изо всех сил задудели в свои трубы, особенно усердствовали скрипачи.

XXIII

Спальня Колена была несомненно квадратной, с высоким потолком, а окно тянулось пятидесятисантиметровой стеклянной лентой вдоль всей стены в ста двадцати сантиметрах от пола, устланного мохнатым светло-оранжевым ковром. Стены были обиты натуральной кожей.

Кровать стояла не на полу, а на своего рода антресолях, построенных на половине высоты комнаты. Наверх вела лесенка из уморенного дуба, отделанная латунью. Ниша под антресолями служила будуаром. Там стояли книги и мягкие кресла, а также висела фотография Далай-ламы.

Колен еще спал. Хлоя только проснулась и глядела на него. Волосы ее растрепались, и от этого она казалась еще более юной. На кровати не было ничего, кроме простыни, той, на которой они лежали, все остальные постельные принадлежности почему-то оказались разбросанными по комнате, хорошо прогретой огнедышащими брандспойтами. Хлоя сидела, уперев подбородок в колени, и терла глаза, потом она потянулась и опрокинулась навзничь, примяв подушку.

Колен лежал ничком и пускал слюни, словно старый младенец. Хлоя рассмеялась, встала на колени и, взяв его за плечи, сильно тряхнула. Колен проснулся и принялся целовать ее раньше, чем открыл глаза. Хлоя с охотой поддавалась ему, подводя его к избранным местам. Ее кожа, янтарная и душистая, была похожа на марципан.

Серая мышка с черными усами взобралась к ним по лесенке и сообщила, что пришел Николя и ждет их. Они вспомнили о предстоящем путешествии и разом вскочили на ноги. Мышка воспользовалась этим и основательно поработала над коробкой шоколадных конфет, стоящей у изголовья кровати.

Они быстро умылись, надели дорожные костюмы и поспешили на кухню. Николя пригласил их позавтракать в своих владениях. Мышка пошла было за ними, но остановилась в коридоре. Она хотела поглядеть, почему солнца сегодня не сияли так ярко, как обычно, и при случае наорать на них за это.