Шик снял крышку со своего проигрывателя, у которого было два вертящихся диска и, поставил одновременно две разные пластинки Жан-Соля Партра. Он хотел их слушать именно вместе, чтобы две старые идеи, столкнувшись, породили новую. Поэтому он поставил себе стул на равном расстоянии от обоих динамиков, голова его оказалась таким образом как раз в точке столкновения старых идей и автоматически обогащалась удивительным результатом этого столкновения.

С легким поскрипыванием корундовые иголки соскользнули с холостых витков на звуковые дорожки, и в ушах Шика зазвучали слова Партра. Он глядел в окно и видел, как над крышами домов, и там, и тут, поднимались огромные волюты синих домов, чуть подсвеченные снизу красным, словно жгли бумагу. Он машинально отметил про себя, что красный заметно берет верх над синим, а звучащие из динамиков слова, сталкиваясь, вспыхивали ярким светом и убаюкивали его усталое сознание, суля тот полный покой, какой нисходит только на мшистой лужайке в мае.

LV

Сенешаль полиции вынул из кармана свисток и, использовав его в качестве колотушки, ударил им в огромный перуанский гонг, который висел за его креслом. В ответ на всех этажах раздался топот кованых сапог, грохот следующих друг за другом падений, и шестеро лучших сотрудников кувырком влетели к нему в кабинет. Вскочив на ноги, они похлопали себя по ляжкам, чтобы отрясти пыль, и вытянулись по стойке смирно.

— Дуглас! — выкрикнул сенешаль.

— Есть! — браво ответил первый сотрудник.

— Дуглас! — повторил сенешаль.

— Есть! — ответил второй сотрудник. Поверка продолжалась. Сенешаль никак не мог запомнить фамилий своих подчиненных и «Дуглас» стало для всех них нарицательным именем.

— Особое задание! — возвестил сенешаль. Единообразным движением все шестеро разом схватились правой рукой за задний карман брюк, чтобы продемонстрировать боевую готовность своих двенадцатиствольных уравнителей.

— Руководить буду лично я, — продолжал сенешаль. Он снова яростно ударил в гонг. Дверь распахнулась, и появился секретарь.

— Я отбываю, — сообщил ему сенешаль. — Особое задание. Блокнотируйте!

Секретарь исправно вытащил блокнот и карандаш и встал в стойку для служебных записей по форме номер шесть.

— Принудительное взыскание налогов у мессера Шика, с предварительной описью принадлежащего ему имущества, — диктовал сенешаль. — Незаконное избиение и публичное шельмование. Полная конфискация или даже частичная с нарушением неприкосновенности жилища.

— Записано, — доложил секретарь.

— Шагом марш, Дугласы! — скомандовал сенешаль. Он встал и возглавил оперативный отряд. Тяжело ступая, Дугласы двинулись к выходу колонной по одному, похожей на гигантскую многоножку, обутую в сапоги. Все шесть сотрудников были одеты в облегчающие черные кожаные комбинезоны с бронированными подкладками на груди и плечах, а их каски из вороненой стали, напоминающие по форме шлемы, низко спускались на затылок и вместе с тем надежно прикрывали виски и лоб. Сапоги у них были тяжелые, кованные железом. Сенешаль носил такой же комбинезон, но только их красной кожи, а на плечах у него блестели две золотые звезды. Задние карманы у его людей раздулись от двенадцатиствольных уравнителей. Сам он держал в руке маленькую золотую дубинку, а на поясе у него висела тяжелая позолоченная граната. Отряд спустился по парадной лестнице, и часовые стали на выутюжку, в то время как сенешаль поднес руку к каске. У подъезда их ждала спецмашина. Сенешаль сел на заднее сиденье и оказался в полном одиночестве, а его команда разместилась на подножках: четверо худых сотрудников с одной стороны, и двое толстых — с другой. Шофер был одет также в черный комбинезон, но каски ему не полагалось. Машина тронулась. Вместо колес у нее было множество вибрирующих ножек, таким образом не приходилось опасаться, что шальные пули продырявят шины. Автомобильные ножки зашаркали по асфальту мостовой, и водитель круто свернул на первой же развилке. Ехавшим в машине показалось, что они взлетели на гребень волны, которая тут же разбилась.

LVI

Ализа глядела вслед Колену, прощаясь с ним всем сердцем. Он так любит Хлою, ради нее он шел теперь искать работу. Ему нужны деньги, покупать ей цветы и бороться с этим ужасом, который пожирает ее, угнездившись в ее груди. Широкие плечи Колена слегка поникли, вид у него был очень усталый, его светлые волосы уже не были расчесаны и уложены, как прежде. Шик бывал таким нежным и проникновенным, когда говорил о Партре или толковал какой-нибудь его текст. А ведь он и в самом деле не может обходиться без Партра; ему никогда и в голову не придет искать себе другого кумира. Партр говорит все то, что он, Шик, сам хотел бы сказать. Нельзя допустить, чтобы Партр выпустил в свет свою энциклопедию. Шик погибнет из-за нее, он, чего доброго, начнет красть или даже убьет какого-нибудь книготорговца. Ализа медленно двинулась вниз по улице. Партр все дни напролет проводит в маленьком кафе, там он пьет и пишет рядом с другими, которые тоже приходят туда пить и писать. Они попивают чаек вприкурку и слабенькие ликеры, благодаря чему им удается не думать о том, что они пишут, да еще люди там то и дело входят и выходят, не кафе, а проходной двор какой-то, а это взбалтывает осевшие в глубине сознания мысли, и тогда легко выудить наугад то одну, то другую, и даже незачем отсекать лишнее, стоит только записать их, а заодно и все лишние тоже, да развести пожиже одно в другом. Такие смеси легче проглатываются публикой, особенно женщинами, которые вообще не терпят ничего в чистом виде. До кафе было рукой подать, и Ализа еще издали увидела, как один из официантов в белой куртке и брюках лимонного цвета подкладывает фаршированную свинью Дону Эвани Марке, знаменитому игроку в сексбол, который не пил, потому что терпеть этого не мог, а поглощал одно за другим острые блюда, чтобы тем самым вызвать жажду у своих соседей. Ализа вошла. Жан-Соль Партр что-то строчил, сидя на своем обычном место. Все столики вокруг были заняты, в зале струилась многоголосая негромкая беседа. Благодаря обыкновенному чуду, что, впрочем, вполне необыкновенно, Ализа увидела свободный стул как раз рядом с Жан-Солем и села. Свою увесистую сумку она поставила на колени и отстегнула замок. Взглянув через плечо Жан-Соля на лист, лежащий перед ним, она прочитала заглавие: «Энциклопедия. Девятнадцатый том». Ализа робко дотронулась рукой до локтя Жана-Соля, и он перестал писать.

— Вы, оказывается, дошли уже до девятнадцатого тома, — сокрушенно произнесла Ализа.

— Да, — ответил Жан-Соль. — Вы хотите со мной побеседовать?

— Я хочу просить вас не издавать вашу энциклопедию.

— Это затруднительно, — ответил Жан-Соль. — Ее ждут.

Он снял очки, жарко подышал на стекла и снова надел. Глаз его больше не было видно.

— Конечно, — сказала Ализа. — Я просто хочу сказать, что надо задержать ее выход.

— Что ж, если дело только в этом, то нам можно потолковать.

— Надо бы отложить ее лет на десять.

— Вот как?

— Да. На десять лет. Или, если угодно, еще на больший срок. Видите ли, людям надо дать возможность накопить деньги, чтобы они сумели ее приобрести.

— Это будет довольно скучное чтение, — сказал Жан-Соль Партр. — Потому что даже писать ее мне очень скучно. У меня то и дело сводит судорогой правое запястье.

— Мне вас очень жалко.

— Из-за судороги?

— Нет, — ответила Ализа. — Из-за того, что вы не хотите задержать издание.

— Почему?

— Сейчас вам объясню: Шик тратит все свои деньги на покупку ваших сочинений, а денег у него больше нет.

— Было бы куда разумней тратить их на что-нибудь другое, — сказал Жан-Соль. — Я лично никогда не покупаю своих книг.

— Ему нравится то, что вы пишете.

— Это его право. Он сделал выбор.

— Я нахожу, что он преувеличивает, — сказала Ализа. — Я тоже сделала выбор, но я свободна, потому что он больше не хочет жить со мной, и мне придется вас убить, раз вы отказываетесь задержать издание.